Из этой противоположности частного и публичного права ясно различие прав, которые присваиваются человеку в той и другой области.
Публичное право дается гражданину, во-первых, для защиты своих интересов, и во-вторых, во имя общественной пользы, как члену и органу целого. Но частный интерес имеет здесь значение лишь настолько, насколько он сливается с интересом общественным; последнее начало является преобладающим. Как свободный член союза, гражданин получает права, но непременное для этого условие заключается в способности понимать общественные интересы и действовать в виду их. Признаки, которыми определяется способность, могут быть весьма разнообразны, смотря по местным и временным обстоятельствам; во всяком случае, определение их зависит от верховной власти, которая в установлении их руководится началом общественной пользы. Тем же началом определяются и исключения, которые делаются из требования способности. А так как от установленных законом признаков зависит самое существование права, то в этой области права даются и отнимаются по требованию общественной пользы, а не присваиваются гражданину, как личное его достояние. Поэтому и пользование правом является вместе с тем исполнением общественной обязанности, хотя бы оно было предоставлено свободной воле лица. Гражданин может пользоваться своим правом единственно во имя общественных интересов; корыстное пользование публичным правом есть преступление.
Совершенно иное значение имеет право частное. Оно принадлежит человеку, как личное его достояние, или как область его свободы. Отсюда характеристические особенности, которые резко отличают его от публичного права. Частное право не даруется человеку общим законом, а приобретается собственным действием лица и частными его отношениями к другим. Закон определяет только возможность; для действительности нужен еще особый юридический титул, вытекающий из частных отношений. Вследствие этого характера частное право может принадлежать лицу даже совершенно неспособному. Малолетние и сумасшедшие имеют такую же собственность, как и другие. Для распорядительных действий требуется известная способность, но единственно та, которая предполагается во всяком человеке, имеющем прирожденную ему разумную волю. Там, где этой способности нет, установляется заместитель. Там же, где она есть, пользование правом предоставляется вполне частной воле лица, которое может извлекать из него всевозможные выгоды, никому не давая в том отчета и связываясь единственно принятыми на себя частными обязательствами. Общественная власть вступается лишь тогда, когда происходит столкновение прав, и не иначе как по призыву сторон. Наконец, отчуждение права, так же как и его приобретение, зависит исключительно от воли лица. Продать или подарить публичное право гражданин не властен; но частным правом он может располагать по своему усмотрению. Общественная же власть в этом отношении связана: право не может быть произвольно отнято у лица; это было бы нарушением его свободы, следовательно и нарушением правды, которая требует, чтобы каждому воздавалось свое. Если же общественная польза требует отчуждения, то дается справедливое вознагражденье. Как частное достояние, право считается приобретенным, то есть связанным с волею лица.
Это понятие о приобретенном праве, неприложимое к публичному праву, составляет коренное начало частного права, самый крепкий оплот личной свободы. Последняя имеет здесь неприкосновенное святилище, на которое общественная власть не может посягать, не нарушая правды, то есть того самого начала, во имя которого она сама существует. Понятно поэтому, что против приобретенного права ополчаются те, которые стремятся принести лицо в жертву обществу. Важнейшею попыткою в этом отношении была теория, развитая в сочинении Лассаля "Система приобретенных прав" (System der erworbenen Rechte). He пустою декламациею, а учеными доводами хотел знаменитый агитатор "перевести старый юридический порядок в новый". Разбор этих доводов покажет всю несостоятельность его взгляда.
Лассаль вполне понимал значение приобретенного права и связанного с ним общего юридического положения, что закон не имеет обратного действия. То, что приобретено законным путем, должно уважаться и будущим законодательством. В обратном действии закона Лассаль прямо признает "посягательство на свободу и вменяемость человека" (стр. 56). "Частное право, - говорит он, - не что иное как осуществление свободной воли лица". Поэтому, если законное проявление воли уничтожается обратным действием закона, если воля лица через это извращается и превращается в другую, то подобное действие нельзя назвать иначе как насилием, нанесенным лицу; оно в самом корне противоречит понятию права. "Такой закон, - говорит Лассаль, - не есть закон, а абсолютная неправда, уничтожение самого понятия о праве" (стр. 57). "Никакому законодателю не дозволено уничтожать свободу воли и вменяемость человека и трактовать дух как вещь" (стр. 59).
Казалось бы, нет возможности в более сильных выражениях утверждать неприкосновенность приобретенного права. Но рядом с этим выставляются другие положения, которые совершенно его уничтожают. Если субъективное право признается явлением свободы, то объективное право понимается как выражение общей воли, а последняя, по мнению Лассаля, имеет безусловную власть над первою. "Единственный источник права, - говорит он, - есть совокупное сознание народа, общий дух". Со времен Гегеля это положение совершенно твердо установилось в науке, а Савиньи внушил его и положительным юристам (стр. 194-195). Поэтому "всякое право, как таковое, - всякое отдельного лица - есть только положенное постоянно изменяющимся общим духом определение, так что каждое новое, вытекающее из духа определение немедленно охватывает лицо, с тем правом, с каким оно было охвачено предыдущим" (стр. 61). На первых страницах Лассаль допускал еще, что лицо может сделать для себя прочным "то, что оно в этом потоке законным путем вывело своим собственным действием и волею, то, что оно себе усвоило" (стр. 61). Но в дальнейшем изложении он прямо уже признает, что "для лица юридически невозможно прервать общение с этою единственною субстанциею права (то есть с общею волею), разорвать с нею связь и захотеть укрепиться в противоречии с ее изменениями. Такое стремление лица, - говорит Лассаль, - не только лишено всякого юридического значения, но было бы абсолютною неправдою, уничтожением самого понятия о праве. Последнее заключается только в этом общении; оно состоит единственно в том, что то, что в каждый момент составляет абсолютное содержание общего сознания, существует и имеет силу для всех единиц". В этом стремлении лица посредством приобретения права утвердиться в противоречии с изменившеюся общею волею Лассаль видит внутреннее, разрушающее себя противоречие, ибо в одном и том же действии полагается и связь с общим сознанием и разрыв с последним. "Приобретаемое право имеет своим законным основанием не отдельный, дозволяющий его закон, а источник этого закона, общее сознание народа. Оно получает силу единственно вследствие своего согласия с этою сущностью всякого права". Поэтому всякий договор заключается с подразумеваемым условием, что он будет иметь силу, лишь пока закон допускает этого рода договоры. "Лицо, - говорит Лассаль, - не может воткнуть свой собственный кол в юридическую почву". Это значило бы считать себя самовластным, объявить себя собственным своим законодателем. "Против права нет права", - заключает Лассаль, а это означает, "что каждое отдельное право само следует превращению той юридической субстанции, из которой оно произошло и в которой оно состоит" (стр. 194-198). Итак, с одной стороны, посягательство общего закона на свободу лица и на приобретенное им право признается абсолютною неправдою, отрицанием самой идеи права, с другой стороны, самоутверждение лица во имя приобретенного права представляется также абсолютною неправдою, отрицанием самой идеи права. С одной стороны, единственным корнем и источником права является человеческая свобода (стр. 59), с другой стороны, единственным корнем и источником права является общее сознание, против которого свобода совершенно бессильна (стр. 195). Ясно, что тут между двумя противоположными взглядами оказывается коренное противоречие, из которого нет выхода.